В Москве в «Фотоцентре на Гоголевском» необычно отметили день рождения многогранного Высоцкого. Уникальный скульптор Григорий Потоцкий выставил свои работы, которые очень гармонировали с проходящей там фотовыставкой «Вековой фотопортрет столицы», организованной «Московской правдой». Советская Москва времен Высоцкого и, конечно же, главный экспонат – это гитара, созданная скульптором. На открытие выставки пришли люди, которые боготворят Высоцкого и любят творчество Потоцкого. Да и как его не любить? Где он, там Доброта, Свет, Тепло… Талантливые музыканты на разных языках мира восхищали зрителей, пришедших на день рождения Высоцкого.
Сам Григорий называет Высоцкого первым советским поэтом и у него свое объяснение: «Вершина той культуры, которая была создана большевистской Россией. Великие поэты серебряного века, будь то Есенин, Блок, Маяковский, Цветаева или Ахматова, своими корнями глубоко уходили в дореволюционную Россию, и их творчество было ослепительным светом, дошедшим до нас, угасшей звезды. Никто еще не был настолько народным поэтом со времен Пушкина, как Высоцкий».
«Я был на Кузнецком мосту, и десятки тысяч людей шли проститься со своим поэтом. Я стоял в стороне и смотрел на эту процессию. Было так тихо! Звенящая тишина. Люди выражали свою любовь сердцем. Он все-таки был не государственным поэтом, и далеко не был обласкан властями. Да и не только ими. Даже его друзья не осознавали до конца, что он, прежде всего, не актер, не бард, а великий поэт, - рассказывает скульптор Потоцкий. - Мне посчастливилось при жизни вылепить портрет Андрея Вознесенского и Андрея Деменьева. Это были титаны того строя, могущественные и всесильные, и они были в близком окружении, друзьями Высоцкого. Но ни одной строчки его стихов не были напечатано при жизни. Система была настолько тоталитарна, что ни одна строчка не могла проскользнуть в печать. Но тоталитарность была не только в самой системе власти, но эта тоталитарность была в сознании этих советских поэтов, которые в лицо ему отказывали в том, что он поэт. А он был душой того советского народа, той советской эпохи. Он был первым поэтом, а все остальные великие и известные, думаю, даже не стоят в этом ряду.
Я не принимал это время никогда и никогда не был диссидентом. Я родился в ГУЛАГе, и вся романтика криминала мне была не близка. Мир строился на насилии, на чудовищном насилии. Да, во имя всех бедных на Земле, да, во имя всех униженных и оскорбленных, ценою жизни этих же униженных и оскорбленных, но тем не менее жизнь продолжалась, и все человеческое выживало. Несмотря ни на что, выживали честность и мужество, чувство красоты и нежности.
Но главное - осознание достоинства человека. И Владимир вышел из этой среды и выразил ее. И вся страна пела его песни. Он был исключением: он мог ездить на мерседесе, который в глаза не видели миллионы граждан, ездил даже за границу, и в его жизни был Париж и Марина Влади. Для меня лично Эйфелева башня ассоциируется с Владимиром Высоцким. Эйфелева башня – это его гитара, струны которой рыдали и рвали сердце. Он за всех нас был там, в Европе, и любил Марину Влади, как будто это мы ее любили. Вот такое слияние.
Как скульптор, я даже не думал браться за его образ. Все, кто его вылепил, очень талантливые ребята, будь это Рукавишников или Берлин, который вылепил его обнаженным с гитарой, слишком в лоб и, по большому счету, примитивно. Обнаженность его души ничего не имеет общего с обнаженным телом. Слишком натуралистическая ассоциация. Его лицо было очень характерным. Слепок парня с окраины. Высоцкий гениально сыграл Гамлета, он был великим актером. Но реалистическое решение в передачи лица, такого лица, не дает возможность передать всю глубину и масштаб личности.
И однажды я набросал скелет гитары, и одна из порванных струн обрела профиль Высоцкого: рот открыт, как застывший стон, запавший глаз и тысячи забитых гвоздей в спину. Это летники, и они создали образ распятия. Боль, ставшая нормой. Чуть ли ни в каждой семье расстрелянные и заключенные без права переписки, без права даже знать, когда они умерли. Очевидец, охранявший лагеря, рассказывал, про огромные ряды поленниц из человеческих трупов, зимой же могилу не выкопаешь, не похоронишь. Через все это шла страна к своему светлому будущему, мечтала, любила, верила. Потому что даже там, за гранью ужаса, где бьется жизнь, будет прорываться любовь, и даже там будет поэт, который будет петь об этой жизни с такой знакомой для нас всех хрипотцой. Я не сочинял работу, я ее не выдумывал, она просто родилась, она случилась.
Мне даже с ней очень повезло: один питерский миллионер даже ее купил, пообещав установить. Но дела его обрушились, и где-то там, в Северной Пальмире, застряла душа бронзового Высоцкого. Спустя какое-то время у меня появилась возможность создать его образ для комплекса «Двор Кириллица». Мне опять повезло уловить ту ноту подлинности, глубины и необыкновенной внутренней мощи, которые были так характерны для Высоцкого. И тогда я повторил вновь свою работу: гитара как Эйфелева башня и рвущаяся из нее душа Высоцкого. Если останется хоть какая-то правда о том времени, которое нельзя ни понять, ни объяснить, ни осознать того ужаса, что было натворено, это будет правда - стихи Высоцкого.
Когда пришла свобода, это была свобода для вертухаев и стукачей. Они правили балом там, в лагерях, а теперь стали править здесь. Свобода отдала им на растерзание всю страну. И Высоцкого сменили Розенбаум и Круг. Да, пожиже ребята. И когда вся Россия вышла на панель в 1990-е, они окончательно романтизировали братков, превратив их в героев нашего времени, что стало еще одной волной лжи, которая прошлась по памяти Высоцкого. Его время было. Когда его песни вырвали из-под каблуков конвойных, их пела вся страна. И еще время его придет, когда мир наполнится добротой.
