То и дело возникает ныне в разных дискуссиях неувядаемая и «вечная» тема: «Положительный герой в современном искусстве». Подспудно в ней звучит и вот какой мотив: «Потребность сегодня в героическом – в искусстве и в жизни»».
В том или ином виде этой темы – о героическом, о романтическом герое, о герое-примере (пусть вскользь, впроброс) – касаются самые разные публикации. Скажем, театральные или кинокритики, определяя наиболее яркие типажные черты какого-либо танцовщика или актера, пишут: «более всего ему подходят роли героического и героико-романтического плана». Но порой в «новой критике», особенно рецензирующей произведения «актуального искусства», звучит и такая оценка: тема героического как бы архаична, свойственна прежде всего искусству ушедших эпох.
Но вот какой интересный поворот однажды получило развитие линии документальных спектаклей в Театре.doc. Его идеология, как и в целом постулаты «нью-драмы» во многом строилась на принципиальной дегероизации жизни, ситуаций, рефлексий о жизни и самих персонажей пьес. Началось это вместе с пост-модерном, но вовсе не его «игры со смыслами и стереотипами» и тотальное иронизирование относительно выспренности и пустого пафоса и их «опорачивание привели к высмеиванию высокого в искусстве и в жизни и к идеям дегероизации. Это все же отражало определенную деградацию восприятия жизни и житейского поведения, которое все больше и откровеннее строится на конформизме.
И «вдруг» Елена Гремина несколько лет назад написала, а Михаил Угаров поставил в Театре.doc документальную пьесу «Двое в твоем доме». Это история о том, как белорусский поэт и диссидент Владимир Некляев в ожидании суда провел несколько недель под домашним арестом – и какой пыткой это оказалась и для него, и для жены, и даже для самих «охранников», которые по очереди дежурили круглосуточно в его квартире. И эта горькая, честная, ироничная история – прежде всего о Герое. Некляев здесь – не просто «документальный персонаж». Он здесь – «документированный герой». Человек, осознано выбравший свой путь и осознанно идущий по нему со всей готовностью принести неизбежные и необходимые жертвы, которые потребованы сделанным выбором. Этот выбор связан не столько с идеями, сколько со свойствами души и характера. Собственно, сама природа этого человека заставляет его делать определенный выбор и следовать ему.
И тут надо сказать вот о чем: нередко под определением «герой» или «герои сюжета» понимают просто персонажей той или иной истории в книге, на сцене, на экране.
Речь же нужно вести именно о герое. Причем, не просто о таком, который смог преодолеть какие-то свои недостатки и «исправиться» - это всего лишь «кающийся» или «раскаявшийся грешник». (Хотя, безусловно, героическое начинается в человеке с внутреннего преодоления себя, с переделки себя). Но это преодоление своих слабостей и преодоление внешних обстоятельств и чужой воли может быть направлено и на достижение низменных, корыстных, эгоистичных целей, на удовлетворение личных амбиций.
Анти-герой, «отрицательный герой» несет в себе заряд разрушения.
Герой положительный тоже отталкивается от своей природы, от ее преодоления, и пафос его усилий также направлен вовне, на окружающий мир и на окружающих людей. Но эти усилия – созидательные. Во всяком случае, герой положительный уверен в созидательности своих усилий, в том, что они – «во спасение» чего-то или кого-то.
Поведенческие установки положительного героя стоят на признанных и традиционных этических и нравственных основаниях. Следование им и их защита – вот называемая (или негласно подразумеваемая) мотивация идей и поступков положительного героя. А герой отрицательный как раз явно (декларативно) или тайно («интригански») выступает именно против традиционных этических и нравственных принципов. Более того, анти-герой утверждает, что эти «традиционные» этические, нравственные, духовные постулаты и принципы – не более, чем условность, и либо устарели, либо изначально не несут в себе никакого рационального смысла и даже препятствуют справедливости и прогрессу!
Приземленно-рациональный подход к духовным и нравственным нормам и догмам – общее и «неизбежно-необходимое» свойство анти-героев. Анти-герой может в чем-то ломать и преодолевать себя, он может приносить определенные жертвы и идти на временные уступки – но он в итоге должен «приобрести». Его потери должны быть несущественны по сравнению с приобретениями, с конечной выгодой.
Поведение положительного героя – жертвенно изначально, по природе. Он улучшает мир, спасает кого-то, противостоит «вредным идеям», и потому его «выгода» - это чье-то спасение, это утверждение справедливого и т. п., и т. д. «За други своя».
Каждая «эстетика нового времени» (в наши дни она дала начало многим идеям пост-модерна и пост-пост-модерна), пытается доказать, что эстетика и этика независимы друг от друга. Эта соблазнительно-совратительная идея в ходе развития цивилизации всплывает вновь и вновь – то под видом богоборчества или борьбы с религиозной косностью и фанатизмом; то под соусом разрушения и отвержения «неправедного и косного» социального устройства; то под знаменем борьбы за новые семейные устои и за новые принципы отношений между полами, то под лозунгом защиты прав различных меньшинств. Не случайно – если искусство серебряного века и эпохи модерна возрождало интерес к истокам культур и цивилизаций, обращалось к изначальным религиозным мистериям и обрядам (то есть не подвергало сомнению традицию нравственных постулатов, а искало их истоки и основания в истории), - то пост-модерн и «новая эстетика» как раз пытались «модернизировать» или пересмотреть этические нормы и традиции (а по сути – отторгнуть их от эстетики). И, например, нынешние «новая драма» или «актуальное искусство» почти никогда не обращаются к мистериальным, эпическим, обрядовым и тому подобным формам художественного творчества и художественного мышления: эти формы и приемы тянут с собой из глубин культурной и духовной традиции те нравственные и этические нормы, которые «мешают» «актуальному искусству» без шор рассматривать и отражать нынешнюю жизнь. Что забавно: лучшие произведения современного искусства и современной литературы и драмы очень близки тем направлениям, которые когда-то назывались «революционным романтизмом», «критическим романтизмом», «критическим реализмом». Более того, лучшие произведения нового (авангардного и «актуального») искусства, обращая наш взор на язвы общества и на язвы человеческой души, как раз взывают к терпимости, к взаимопониманию в разрешении конфликтов – то есть, именно к чувству справедливости, к тому, что основано на «традиционных» духовно-нравственных ценностях.
В своем противоречивом отношении к историческим истокам нравственных установлений в религиозной и в светской этике «новое искусство» не любит обращаться и к «великим» историческим персонажам, особенно к тем, кто явно несут в себе примеры духовного и нравственного героизма – в любой сфере жизни: семейной и бытовой, духовной и военной, политической и творческой. А если к таким персонажам новое искусство обращается, то нередко только как к предметам «разоблачительной пост-модернистской игры» – для низвержения этих «символов и штампов ложного пафоса». Уже лет тридцать пять развивается в «новом искусстве» еще один подход к историческим персонажам: попытка «низвести их с пьедестала», утвердить как обычных людей, ничем не отличающихся от прочих «маленьких человеков» – особенно в грехах, заблуждениях и мерзостях. Что забавно: если уж, поиронизировав над исторической великой личностью, в произведении «нью-искусства» (в той же нью-драме на исторические темы) в итоге показывается, сколь велик этот исторический персонаж и как важно, необходимо и грандиозно содеянное им, то возникает пафос еще более примитивный и лобовой, чем в искусстве прежних эпох.
Но еще в первой половине 19-го века один из немецких философов поставил проблему: остается ли великий полководец Валленштайн и в отхожем месте великим полководцем? Ответ ясен: проблема – ложная. Конечно, остается! И в болезнях, и в слабостях своих. Ибо все равно способен следовать своему дару, своему служению, преодолению себя во имя этого дара и этого служения. И наш А. С. Пушкин писал о подобной проблеме – в том смысле, что великий человек бывает подл и низок, но все равно не так, как та мелкая и ничтожная чернь, которая пытается великое низвести до своего уровня.
Но наше время, опыт последнего столетия, наша массовидная и глобальная цивилизация как никогда четко показывают: этические и нравственные нормы – это не социально-бытовые и «этикетные» условности. Их соблюдение, понимание и развитие – условия выживания человечества, условия выхода из многих тупиков современного социума. И вечная потребность в положительном, созидающем герое сейчас вновь высока, как никогда.
Говорить об этом языком искусства – совсем не значит «говорить скучно», с уныло-фарисейским пафосом. Говорить об этом можно и языком комического, иронически и с сарказмом. Но говорить – «человечески» и о «человеческом». Герои – живые и противоречивые существа, как и все люди. Но пример героев в том, что они способны преодолеть противоречия собственной натуры, прислушаться к «голосу совести» и следовать «справедливому выбору». Это совсем не обязательно «харизматичные политики» и вожди масс.
А какие они, эти возможные положительные герои? Можно ли их «подсмотреть в жизни»? И тут безо всяких угрызений совести я могу напомнить постулаты вроде бы советского времени, но рожденные в гораздо более ранние эпохи: «в жизни всегда есть место подвигу» и «героическое вокруг нас и в каждом из нас».
Если говорить о техногенных катастрофах – вспомните, о каких случаях нередко рассказывали и рассказывают печатные и электронные СМИ. Как маленькая девочка, лежа со сломанной рукой в воде в темноте под обломками кровли общественного развлекательного центра, поддерживала над водой голову еще более маленького ребенка. А газетные репортажи о мальчике, который спас во время пожара младших детей? Таких репортажей о жертвенном спонтанном детском и подростковом героизме было немало за последние годы. И писала о них вовсе не «ангажированная советская пресса», а нынешние «продажные» и даже «желто-гламурные» СМИ. Если взять тему стихийных бедствий… Сравнительно давним знаменитым горяче-пожарным летом «прославился» в одном из регионов чиновник, смывшийся от своих прямых обязанностей. Но были и другие – вместе со всеми рисковавшие жизнью на тушении пожаров. И были те «простые поселяне», которые, вопреки распоряжениям начальства, на свои средства и своими руками строили пожарные пруды и готовили инвентарь.
Но необязательно искать примеры героического самопожертвования во время войн, стихийных бедствий и техногенных катастроф. Возьмем «просто быт» - вязкий, ежедневный, утомительно-назойливый. И здесь примеры героического у всех перед глазами.
Думаю, почти каждый знаком или слышал о родителях (и даже о матери-одиночке и реже – об одиноких отцах), которые ставят на ноги своих детей-церебральников (или с другими физическими недостатками и патологиями). Им друзья и врачи говорят: оставьте! отступитесь! Но они борются. Они тянут – и нередко дотягивают! – ребенка «до уровня», помогают получить образование и открыть и развить неожиданные дарования. Сколько таких историй можно услышать от врачей и сотрудников и в Троице-Сергиевском специнтернате для слепо-глухо-немых детей, и в нижегородской студии «Пиано» В. Чигишева!
Знаменитый ученый-астрофизик Стивен Хокинг – он герой или нет? Он пример победы духа над почти абсолютной немощью тела – или нет?
Несколько лет назад в прессе мне попался сюжет о четырнадцатилетнем мальчике, у которого мама стала лежачей больной. Он урывками – вечером – учился и где и как мог зарабатывал, и обихаживал, как сиделка, больную мать, облегчая ей, как мог, страдания.
А недавно СМИ рассказывали о молодой женщине, которая взяла на себя заботу о юной племяннице – жертвуя многим и стремясь не просто поставить ее на ноги, но дать образование и преодолеть врожденный недуг. Вот вам в жизни повтор фабулы «Старшей сестры» и многих других «нравоучительных сюжетов». Я думаю, многие могут привести и другие истории житейского героизма – подлинного, жертвенного героизма.
Когда в спорах о жизни и нормах нравственного речь заходит именно о героическом, то многие люди старшего поколения – да и те, кто моложе – «идут на обострение», говоря:
«Нас при советской власти перекормили образом положительного героя!»
Но тут происходит вольно-невольная подмена сути. Навязываемый официальной пропагандой герой – нередко герой ложный. Под героическим официальная трактовка обычно понимает такой тип социального поведения, когда продвигается (ценой выгод и даже жизни) официальная доктрина, официальная («господствующая») идеология – следование ей, защита ее как раз и считается «высшей справедливостью».
Но герой истинный способен подняться даже над теми идеями, жертвенное служение которым он почитал своим долгом. Как только он осознает, что идейная доктрина, или духовно-этический постулат, или понимание о справедливости, которым он следовал, делаются «отвлеченными» от реальной жизни, от реальных людей – то герой «идет против всех» и даже «против себя прежнего», во имя «очищения идеи. Таких нередко называют отступниками, не желая принимать во внимание их следование собственной природе. Как тут не вспомнить пьесу советских времен – «Мы, нижеподписавшиеся» А. Гельмана. По духу и сути перекликается с античной «Антигоной» Софокла. Там и там главный герой - один против всех «своих»: во имя истинной чести, правды и справедливости.
Фанатики тоже способны совершать героическое и жертвенное, считая вправе утянуть с собой по ту сторону добра и зла и немалое число окружающих. Герой истинно жертвенный чужд фанатизма и кликушества. Иначе он разойдется с идеями справедливости.
И тут скрыто самое тяжелое для героя: герой настоящий – одиночка. Это не «романтическая условность». Романтизм в свое время просто чутко это уловил и гиперболизировал неизбежное «одиночество героя среди людей». Склонный и способный к героическому, к жертвенному – как правило, незауряден в своих психических и душевных качествах (даже если эта незаурядность проявляется лишь в быту). Незаурядность ставит героя особняком среди прочих – он не искушается малым и недостойным, он преодолевает себя. Он - пример. Но он же – невольный подсознательный укор всем формам и догмам конформизма.
Герой, при всей стойкости, осознанности и принципиальности позиции и поведения, должен быть более терпим к окружающим, чем они к нему. Под восхищением окружающих нередко прячется неосознанное (а то и зло высказываемое вслух): «Лучше других хочешь быть?» Да не в том дело, что – хочет. Суть в том, что по-другому – он и не может.
В этом – конфликтность жизни героя положительного (а не в жертвенном самоотречении и в укладывании себя на амбразуру). Способность (и склонность) к жертвенно-героическому делает душевный мир героя намного более устойчивым и самодостаточным, чем у большинства окружающих. И окружающих порой это сильно нервирует!
Внутренняя стойкая и жертвенная самодостаточность героя очень раздражает иных. Но она и привлекает, ибо служит опорой нестойким и слабым, Потому особенно важны для окружающих неброские примеры «бытового героизма», о которых сказано выше.
Лозунги и навязываемые идеи нашего времени: «Съел таблетку и похудел в пять минут без труда!», «Сжевал спецсредство – ты Геракл без упражнений!», «Заглотил ампулку – и завтра тебя сделают начальником!», «После нашего средства – эрекция вмиг и навсегда!», «Выучил инструкцию – и все девушки (или вьюноши) твои!», «Спел под караоке – и ты круче Пугачевой и Паваротти!», «Побывал на нашем семинаре или вебинаре – и жизненный и деловой успех обеспечены!» - все это само по себе не работает и ничего не гарантирует. Увы, - и ура! И в то же время текущая жизнь требует терпения и терпимости, стойкости и умения преодолевать себя, умения заставить себя учиться новому и т. д., и т. п. Нынешняя жизнь, открывая людям разных возрастов и социальных слоев массу возможностей – особенно в достижении удовольствий и в облегчении быта, тем не менее не сумела доказать, что гедонизм – это счастье вот прямо тут, за углом. Гедонизм в собственной природе несет утомление, растрату сил и разочарование
Героическое в обычной жизни, герой, взятый из текучки будней и показанный искусством, - это то, что возвращает людям утешение и надежду на справедливость и спасение.
Валерий Бегунов, театральный критик
